(no subject)

[crivelli]

А вот и ранний Дан Пагис:

ИЗ КНИГИ "ТЕНЕВЫЕ ЧАСЫ" (1959)

ПОСЛЕДНЯЯ МОЛИТВА ШАУЛЯ

Господь мой, как быки на пашне,
я крепче был твоих камней,
в ярме громов молчал бесстрашно,
хотя молчанье тяжко мне.

Измучен я, ты мантию с меня
снимаешь царскую с опущенных рамен,
цвет армии своей закланной хороня
меж комьями земли, Господь мой и неволя,
грозой сходящий в душу как на поле,
вот жатва пред тобой. Амен.


ЧУЖЕЗЕМНЫЕ САДЫ

Приди и пой тем садам, что не узнают тебя,
ясным сердцу, немного прохладным, в сквоженьи,
в замирающей дрожи, словно в цветном отраженьи,
настежь распахнутым, синим. Дробясь,

те сады, что тебя не узнают, стоят. Без движенья
в изумлении встретят они твой приход.
Может быть, встанешь ты у садовых ворот,
может, руку протянешь ты, силой влеком притяженья,
чтобы тайны пейзажа коснуться, но вот

те сады отступили, как будто в зерцале взросли,
пред которым ты сам – чужестранец в пыли.


ГОРОД МОСТОВ

Широкоплечий град, всем напряженьем чувств
ликуют площади, и жилами мостов
шумы проходят городские – как из уст
двух берегов поющие потоки. И готов
в своих садах мечтать волнующийся град
о тишине во мраморе. И вместе
с тем плотью черною алкать цветной наряд
и бодрствовать, прислушиваться к вести
морщинами проулков, знаку, силе
покорным быть короновавших рук.

Высоколобый город, город светопыли,
рассеянного света круг.


ОТКРЫТКА ИЗ ВЕРСАЛЯ

В лоне кустарника средь линий рококо
верхом на мёртвой лошади всё пляшет
каменный всадник в отдаленьи, высоко
над твёрдою землёй. Но навзничь ляжет

в исчисленном педантстве величавом
тот сад в своей исчисленной красе
меж ромбов, треугольников. Умчало
из струнных память о жужжаньи, по росе,
на цыпочках как будто, исчезала
и в окнах зала зазвучала.
У мрамора фарфорова душа.
Паломники, раскрывши рты и с дрожью
отчаянья взирают, не дыша,
изумлены судьбой, без ненависти всё же.


УБОГИЕ

Средь чёрных железных цветов и листвы из свинца
садовой ограды убогие спят и порхает
в узорных решётках их сон без конца,
как птицы в вольерах, что крыльями бьют, трепыхаясь.

И близки ворота, на петлях бесшумно скользят,
Но эти в отрепьях величья, в лохмотьях венца
На волю не выйдут, прорехами крыльев сквозя.


* * *

Блуждает образ мой
меж двух больших зеркал
стеклянным светом бесконечно множим
из холода во хлад, из зала в зал
я обречен скитаться, Боже.

Вдруг дверь за дверью прорываться стали
будто нарывы в коридорах, и бросали
там отражение из длани в длань, как мяч.

Скользну над глубью, в иллюзорный фон
вселюсь. Из посеребренных окон
вернулся взгляд, и замер я, незряч.


ФОНТАН

Силён и молод,
он
прозрачнейшее тело
из чаши ввысь возносит, как атлет.
На высоте стоит он юных лет,
спокоен, строен: изваянный свет.
Но вот нежданно
опустил он длани
и с гордой выси уронил главу –
чтоб щедро расточать свое сверканье,
припасть к истоку, преклонить колени
и петь от радости по возвращеньи.


ЖИРАФ

Тебя чарует синева высот,
как искренна она и хороша!
А снизу карликов крикливый сброд
глазеет на тебя, едва дыша.

Иной раз замираешь, поражаясь –
все эти люди: как они низки!
Ты знаешь, всякий гном воображает,
что он высок, когда вы так близки,
когда лицом к лицу вы даже.
Несносна скука. Ты ей спину кажешь,
и, повинуясь знаку иль словам –
Полный вперёд! – к чудесным островам.


МЕДНЫЕ ПОЛУМЕСЯЦЫ

Ночь звенит, как в ожерелье медном рóжки
на груди твоей, ведунья, знахарь мой,
близкая моя, разубранная тьмой,
помолчи уста к устам немножко,

не шепчи. Из тайников Ерусалима
извлекла меня и мой пленила сон,
так кружащейся кометой в небосклон
твой запущен я, бессонницей палимый.

Comments

[crivelli.livejournal.com]

Будет и поздний:-)